Отдохнув, женщины уселись большим полукругом позади огня, против путешественников, и затеяли игру: сидевшая на правом фланге шлепнула левой рукой соседку по спине с возгласом «первая»; та проделала то же со своей соседкой слева с возгласом «вторая»; так волна шлепков прокатилась дальше до левого фланга; если какая-нибудь сбивалась в счете, ее тузили справа и слева при общем хохоте. С левого фланга волна шлепков, но другой рукой, пошла обратно, опять со счетом начиная с первой, но на половине полукруга скрестилась с новой волной, шедшей справа; таким образом легко было сбиться в счете, что давало повод к частым потасовкам ко всеобщему удовольствию. Когда эта забава надоела, перешли к другой: женщины присели на корточки вытянув вперед руки, одновременно протягивали к огню правые ноги, а затем, очень быстро подтянув их назад, протягивали левые; если которая-нибудь опаздывала или протягивала не ту ногу, соседки при общем смехе опрокидывали ее на спину, и обе ноги ее мелькали в воздухе. Эта игра так раззадорила женщин, что скоро они начали опрокидывать друг друга без всякого повода, и кончилось тем, что все они лежали на земле, ногами к костру и хохотали.
— Эти пляски и игры, — заметил Горюнов, — прекрасная гимнастика, чтобы размять отекшие от долгого сидения члены в долгую полярную ночь.
— Да, мужчины ходят на охоту, стерегут оленей, рубят дрова, а женщины обречены на домашние работы в землянке, — подтвердил Ордин.
— Первая игра называется у них «ожерелье», а вторая — «лягушки»; есть еще третья, «испытание», она спокойная, — сказал Горохов и прибавил, обращаясь к женщинам: — Покажите нам «испытание»!
Женщины присели по местам.
— А кто у нас с прошлой зимы остался терпеливой? — послышался вопрос.
— Ты, Анну?
— Я! — заявила Аннуэн.
— И я тоже в своем роду! — заявила Аннуир.
— Ты здесь чужая, и тебя нужно сначала испытать, правда ли, что ты терпеливая. Ложись первая, — решили женщины. Принесли шкуру, положили ее недалеко от костра среди полукруга, и Аннуир вытянулась на ней навзничь. Аннуэн взяла чашку, наполнила ее до краев водой и поставила на живот лежащей, затем присела у ее ног и стала щекотать ее подошвы. Остальные женщины начали громко считать. Испытание состояло в том, что лежащая, несмотря на щекотанье, должна была лежать настолько смирно, сдерживая даже дыхание, чтобы из чашки не пролилось ни капли воды, пока не окончится счет до десяти. Хотя у онкилонов подошвы были огрубевшие от ходьбы босиком, но испытание, однако, выдерживали немногие, тем более что женщины нарочно считали очень медленно. Выдержавшая получала титул терпеливой и право щекотать подошвы всех нетерпеливых.
Аннуир в этот раз не выдержала — и на девяти захохотала; правда, ее соперница в любви щекотала очень сильно.
— Ну, вот ты соврала! — заявила последняя злорадно. — Никогда ты не была терпеливой!
— Может быть, и ты не была! — запальчиво возразила Аннуир.
— Другие знают! А если не веришь, можешь испытать меня и даже большим терпением, — гордо заявила Аннуэн.
— Да, она может и это! — подтвердили другие.
— Ну-ка, покажи, Аннуэн! — сказал Ордин.
Аннуэн легла на место Аннуир, а последняя, наполнив чашку, поставила ее выше живота, под груди, и стала щекотать живот возле пупка — место самое чувствительное. Но Аннуэн лежала как каменная и выдержала испытание.
— Попробуй-ка выдержать это! — сказала она насмешливо, поднимаясь, и выплеснула воду из чашки прямо в лицо Аннуир. Это была привилегия выдержавших большое испытание; Аннуир только обтерлась молча и отошла, пристыженная.
Одна за другой ложились женщины, и Аннуэн всех доводила до смеха: одних раньше, других позже, и основательно обливала водой прежде, чем они успевали подняться, к общему удовольствию остальных. Не выдержавшие испытания потом сушились у костра и хохотали, глядя, как со следующими происходило то же. Выдержала только еще одна из женщин, и, когда все прошли через испытание, Аннуир пожелала подвергнуться ему вторично, но с тем, чтобы ее испытывала новая терпеливая. Аннуэн протестовала, но остальные, зная их соперничество, нашли, что Аннуир вправе требовать повторения, раз она прежде была терпеливой. Аннуир согласилась даже на большое испытание и храбро выдержала его, но не воспользовалась своим правом облить водой ту, которая ее щекотала. О, если бы на месте последней была Аннуэн! Эта получила бы полную порцию!
— Ну, теперь у вас две сверхтерпеливые невесты! — поздравил Ордина Горюнов.
— И обе ревнивые! — прибавил Костяков.
— В полном порядке вещей, — рассмеялся Ордин, который был доволен, что Аннуир восстановила свою репутацию.
Посидели еще у огня, болтая, но скоро явился старик из жилища Амнундака и сказал, что женщины могут вернуться, так как моление кончено.
— Что сказал шаман? Что открыли ему боги? Что ожидает нас? — посыпались на него вопросы.
— Завтра узнаете, а теперь идите спать, — уклончиво ответил старик и вышел.
Женщины оделись, подняли детей, спавших по углам, и одна за другой покинули жилище белых людей. Снаружи раздались их возгласы: «Опять холодно! Ох, как холодно! Какой туман! Держитесь друг за друга, чтобы не заблудиться».
Аннуир пошла с ними, чтобы постараться разведать что-нибудь о результате моления, но очень скоро вернулась и сказала:
— Амнундак и все воины куда-то ушли — провожать шамана, что ли; в жилище никого нет, кроме двух стариков, — один спит, а другой меня обругал за любопытство.